Прошло еще несколько недель, прежде чем я снова столкнулась с Поттером, на этот раз вечером в Е4, где жила Алиса. Она взяла в библиотеке фильм и пригласила нас с Эльсой, Леной и Виви на чай с домашним фруктовым пирогом. Алиса выбрала романтическую комедию, легкую и забавную. Она будто целиком состояла из комических ситуаций и нелепых недоразумений и заканчивалась, как и полагается романтическим комедиям, свадьбой. Стоило фильму кончиться, как Эльса и Виви засобирались домой. Я уже давно заметила, что они много времени проводят наедине и, по всей видимости, у них роман. Мне тоже хотелось к Юханнесу. Попрощавшись с Алисой, я пошла домой и по дороге, проходя мимо прачечной, заметила Поттера. Он что-то делал со сливным отверстием в полу.
— Засорилось? — спросила я, остановившись в дверях.
Он поднял глаза.
— Да, — вздохнул он. — Уже третий раз за неделю.
Так мы и стояли — я на пороге, он на коленях на полу — и беседовали о засорах. У меня самой раньше был дом со старыми трубами, которые часто засорялись, я могла посоветовать кучу способов решения этой проблемы.
Закончив — «по крайней мере, на этот раз», как он сам выразился, — Поттер положил решетку на место, поднялся и пошел к выходу. Мы пожали друг другу руки, и я получила аккуратно сложенную бумажку, которую незаметно сунула в карман.
Я вернулась не поздно, но Юханнес уже спал, оставив для меня включенной лампу в кухне. Из спальни доносилось его посапывание, как у маленького ребенка, которому снятся беспокойные сны. Как у моего брата Уле, когда ему было четыре года, а мне девять, и мы с ним и Идой спали в одной комнате во время каникул. Как звук ветра, шелестящего сухими травами поздней осенью. Успокаивающе. Доверчиво.
Я присела за кухонный стол и прислушалась. Иногда Юханнес ворочался во сне и бормотал что-то неразборчивое, потом снова начинал тихо посапывать. Тишину нарушали только это тихое посапывание и слабый шум кондиционера. На столе лежал камень, который Юханнес нашел на пляже. Возле камня — журнал, не помню какой. Я коснулась камня, провела пальцем по его шероховатой поверхности — по тому, что когда-то было растением или животным. Взяла камень в руку, взвесила его в ладони, сжала пальцами, повертела. Он был прохладным и очень приятным на ощупь. Я положила назад камень. Взяла журнал, открыла, полистала туда-сюда, сделала вид, что читаю, осторожно вытащила записку из кармана, притворившись, что у меня зачесалось бедро. Аккуратно сунула между страниц журнала и склонилась над ним, опершись на локоть — так, чтобы в камеру не было видно, что именно я читаю.
Мои глаза с трудом привыкали к темноте, и мне потребовалось какое-то время, прежде чем я начала что-то различать. Это было не письмо, я не смогла найти ни одного слова на бумаге, только фотографии, напечатанные на цветном принтере. Я немного подвинулась, чтобы на них попал свет.
Фотографии были сделаны в саду Стена и Лизы. Слева был Джок с их младшей дочерью — круглолицей девочкой с кудрявыми черными волосами, огромными карими глазами и курносым носиком. Джок держал в зубах синий мячик или что-то похожее на мячик, который он собирался отдать девочке. Вид у него был чрезвычайно довольный. На девочке — джинсы, резиновые сапоги, синий вязаный свитер с красным автомобилем и серый шарф. Она смеется и хлопает в ладоши над головой. Малышка сильно выросла с тех пор, как я видела ее в последний раз. Тогда этот свитер еще носил ее брат, на два года ее старше. Лужайка покрыта красными и желтыми листьями, кое-где виднеются желтые шляпки грибов, валяются красные и зеленые, местами подгнившие, яблоки. На заднем плане виднеются курятник с курами и прислоненный к нему красный велосипед Стена с детским сиденьем, прикрученным к багажнику.
На фото справа Лиза сидит вместе с Джоком на скамейке перед домом из красного кирпича, обвитым плющом. Рядом клумба с отцветающими розами. Лиза смотрит на Джока, одна ее рука лежит у него на спине. Джок навострил уши. У обоих приоткрыты рты, словно они поют дуэтом. Смешной снимок. Я не удержалась от улыбки. Но внутри меня все смеялось — смеялось горьким смехом, истерическим смехом, который грозил вырваться наружу. Я не могла ему этого позволить. Это было невозможно. Я сдерживалась. Хотя это и причиняло мне боль.
Я сложила бумагу и снова спрятала в карман, встала, выключила свет в кухне, прошла в ванную, чтобы принять душ и почистить зубы, на цыпочках вернулась в спальню и забралась в кровать к спящему Юханессу.
Я так и не узнала, как Поттеру удалось раздобыть эти фотографии. Ездил ли он к Лизе и сам сделал снимки или Стен и Лиза их ему послали, кто знает. Я еще сталкивалась с Поттером, но ни разу мне не представился случай расспросить его подробнее: наше общение ограничивалось кивками и приветствиями. Мне оставалось надеяться, что по моей улыбке он понял, как сильно я ему благодарна. Судя по времени года и по тому, как выросла девочка, фотографии были сделаны недавно, а это все, что мне нужно было знать.
За стенами отделения полным ходом шла подготовка к Рождеству. Достаточно было включить телевизор или раскрыть газету, чтобы вся эта рождественская мишура буквально посыпалась на тебя в виде многочисленных сообщений о толчее в магазинах, рекламных объявлений, советов, что подать к праздничному столу, рождественских мультиков и гимнов о Деве Марии с младенцем Иисусом и новой звезде, вспыхнувшей на небосклоне.
Но отделение словно было объявлено свободной от Рождества зоной. Все было как обычно, никаких признаков торжества. Ни елок, ни свечей, ни мишуры, ни елочных игрушек и дедов-морозов в магазинах. Фитнес-центр работал как обычно, никаких коротких дней или праздничных занятий под рождественскую музыку. Рестораны, выставочный зал, кинотеатр, театр и магазины работали как обычно. Меню и репертуар тоже оставались прежними. Никаких шведских столов с рождественским угощеньем, никаких утренних сеансов для детей, никакой предновогодней распродажи и никакого празднования старого Нового года, который приходит, когда думаешь, что все уже закончилось.