— Все хорошо? — поинтересовалась я.
— Да, все хорошо, — ответила Аманда. — Даже поразительно, учитывая все обстоятельства.
— А мне можно увидеть? — спросила я.
— Увидеть что? — удивилась она так, что даже рука на животе замедлила движение.
И тут я поняла, что не предполагалось, что я увижу своего ребенка. Не предполагалось, что я буду носить с собой расплывчатое фото и гордо демонстрировать его всем, кто окажется у меня на пути и не успеет убежать.
У Аманды на щеках вспыхнули два красных пятна, и она пробормотала:
— Мне жаль, Доррит. Я думала… ты понимаешь. Я думала… Ты ведь понимаешь, что мы не можем позволить тебе привязаться к этому ребенку.
Выйдя из поликлиники, я направилась к лифтам. Рука сама собой нашла в кармане карточку-ключ и сжала. Как в тот раз с запиской Поттеру, когда я несколько раз меняла брюки, перекладывая ее из одних в другие, так и сейчас я научилась виртуозно перемещать карточку в чистые брюки так, чтобы камеры не успели ничего заснять. Я старалась как можно лучше прикрыть карточку ладонью и быстро сунуть в карман, причем другой рукой обязательно что-нибудь делала, чтобы отвлечь внимание камер: чесала голову, открывала крышку корзины с грязным бельем, поправляла складки на одежде или стряхивала невидимые пылинки. Я делала это тихо, быстро и незаметно, как и просил врач с родимым пятном на лице.
Эта карточка все время была в моих мыслях. Я часто засовывала руку в карман только для того, чтобы ощутить ее в своей ладони. И каждый раз, делая это, повторяла про себя код: 9844, 9844. Но на большее я не решалась. Я по-прежнему не знала, воспользуюсь я карточкой или нет. Но именно сейчас все, что имело отношение к этой карточке, все возможности, страхи и тревоги, с ней связанные, вдруг стали чрезвычайно важными. Все эти мысли, дремавшие где-то в моем подсознании, вдруг всплыли на поверхность, и я начала думать. Я начала думать, что настал тот момент, когда мне нужно принять решение.
Не знаю, почему это произошло именно в тот момент, не знаю. Не знаю, почему я вдруг начала смотреть на вещи иначе; я знаю только, что, когда я сжала карточку в руке и подумала, что мне надо принять решение, я заметила сотрудницу отделения, стоящую лицом к стене рядом с лифтами. Стена была выкрашена в зеленый цвет, такого же цвета была униформа сотрудницы, уже темнело, но это не помешало мне разглядеть, что перед ней была дверь. Одного цвета со стеной и без дверной ручки. И сотрудница что-то делала с этой дверью. Ей потребовалось всего несколько секунд, чтобы провести карточкой по невидимой панели в стене, открыть дверь и проскользнуть внутрь. Спустя мгновение дверь беззвучно захлопнулась и слилась с остальной стеной.
Виви была все такой же стройной и привлекательной, но ее движения стали какими-то заторможенными. Она вяло толкала перед собой тележку с книгами по проходу библиотеки, видимо, чтобы расставить их по полкам. Я заметила ее через окно, когда шла вернуть книгу и пару фильмов.
В последние две недели я почти не выходила из квартиры, предпочитая оставаться наедине со своими мыслями и растущим животом. Его уже нельзя было спрятать даже под самыми широкими кофтами, и только дурак мог не понять, что я беременна. Завидев меня, Виви остановилась:
— Ой! Привет, Доррит! Давно не виделись!
Подруга бросила тележку и поспешила к стойке.
На голове у нее была косынка: я знала, что Виви потеряла много волос и стеснялась этого. Косынка придавала ей совершенно беззащитный вид, и глаза казались огромными и полными тревоги.
— Как дела? — осторожно спросила я.
— Все хорошо.
— А у… Эльсы?
— Получше, чем раньше.
Я положила книгу и диски на стойку и собиралась было передать Эльсе привет, как Виви сказала:
— Что у вас случилось? Вы не видитесь. Эльса никогда о тебе не упоминает. Стоит заговорить с ней о тебе, как она тут же меняет тему разговора. Что случилось?
— Она тебе ничего не сказала?
— Нет, я же сказала, она тебя вообще не упоминает.
Так вот оно как: Эльса ничего не рассказала Виви о нашей ссоре. Она не сказала ей, что я беременна.
— Да ладно! — воскликнула Виви, услышав правду. И засмеялась: — А я… а я-то думала, у тебя булимия или что-то вроде того… или что ты принимаешь участие в эксперименте, где тебя заставляют поедать немыслимое количество сладостей и пирогов! Чего они только не придумают, эти ученые! А ты просто взяла и… — Она замолчала и спросила: — Но как это произошло? Тебе давали гормоны? Искусственное осеменение?
— Зачем мне это? — изумилась я.
— Понятно, что незачем, но они могли тебя усыпить и сделать что-нибудь…
— Нет, меня не усыпляли, — ответила я. — Только один раз, когда забрали почку, а это было тысячу лет назад.
— Тогда это значит, что ты забеременела естественным путем.
— Ну конечно, — согласилась я.
Я попыталась уйти, но тут она серьезным голосом спросила:
— Это Юханнес — отец?
Я кивнула.
— А он… успел узнать?
— Ну да… — ответила я с горечью.
Виви внимательно на меня посмотрела. Это было уже чересчур. Этот серьезный, полный сочувствия взгляд. Я отвела взгляд и сглотнула. И тут она протянула руки, обняла меня, притянула к себе и погладила по спине. Она была такой высокой, что моя макушка уперлась ей в подбородок, и я зажмурилась, позволяя ей обнимать меня и утешать. Уткнувшись Виви в грудь, я чувствовала ее запах — запах меда и цветущего рапса. Мне вспомнились Джок и мой старенький дом с заросшим садом, деревня, поля вокруг, мне вспомнилось раннее шведское лето с шумом тракторов, холодным ветром, черными грачами и воронами на пашне, играющими соседскими детьми, мне вспомнились нарубленные дрова и белье, развешанное на веревках между яблоневыми деревьями в саду. Перед глазами возникла моя садовая мебель, выкрашенная в голубой цвет, и там, в одном из кресел, сидел Юханнес и чесал Джока за ухом, а я… я шла к ним с подносом в руках, а на подносе были кофе и пирог. Картина была такой яркой, словно все это было на самом деле, словно все это было живо в моих воспоминаниях, я готова была зарыдать, но слезы застряли в горле, а колени подкосились.